Теодор Курентзис и musicAeterna дебютировали в Америке с «Реквиемом» Верди и сопровождающим произведение фильмом. 

---

Kate Glicksberg/The Shed

---

В ранние годы оркестр и хор musicAeterna, основанные 15 лет назад в Сибири дирижером Теодором Курентзисом, были относительно неизвестны. 

Впрочем, слухи о чрезвычайно захватывающих исполнениях под управлением маэстро постепенно распространялись. Особое внимание общественности привлек контракт со звукозаписывающей компанией Sony, и Теодор Курентзис стал одним из самых востребованных дирижеров в мире.

Для своего американского дебюта с musicAeterna он мог бы выбрать любой престижный зал в стране. Но тот факт, что оркестр и хор выступали не, скажем, в Карнеги-холле, а в The Shed (с англ. «сарай») — новом, похожем на гигантский черный ящик, концертном пространстве в Хадсон-Ярдс — говорит о новом движении в индустрии классической музыки и постепенном разрушении старых подходов. «Реквием» исполняется вместе с фильмом авангардного режиссера Йонаса Мекаса, скончавшегося в январе в возрасте 96 лет. 

В притягательных выступлениях Курентзиса ритуальности ничуть не меньше, чем в его концертах. С драматической световой партитурой, двумя экранами, проецирующими фильм Мекаса над оркестром, 90-минутный «Реквием», безусловно, не стал исключением. 

Фильм метафорически отображает экологические и религиозные угрозы, происходящих в нашем мире. Картина показывает крупные планы цветов, парков, открытых полей, темных прудов, городских улиц, архивных изображений концентрационных лагерей и детей, страдающих от голода, загрязненных вод, пожаров и наводнений. Но для меня это не усилило впечатление от музыки.

Но этот музыкальный опыт был захватывающим, проницательным и, учитывая размер пространства, удивительно прозрачным. Потребовалось небольшое усиление звука даже для оркестра из 100 человек и хора — из 80, так как пространство не является концертным залом с естественной акустикой. В противном случае звук мог бы быть невероятно громким и искаженным. Курентзис и его музыканты приложили немало усилий, чтобы достичь правильного баланса — в особенности, чтобы ясно исполнить даже самые тихие части произведения.

«Реквием» Верди начинается с мягкой, тоскливой нисходящей виолончельной партии, которую подхватывают другие струнные и превращают единую линию в последовательность аккордов, исполненных словно с придыханием, в то время как хор вполголоса распевает единственное слово — «Реквием». Здесь игра струнных была такой приглушенной и нежной, что в полумраке можно было и засомневаться, а слышите ли вы её вообще. И все же каждая нота каждой играющей струны звучала отчетливо. А когда отдельные партии хора вместе вступили в увесистый контрапунктный пассаж «Te decet hymnus», Курентзис извлек из хора экспрессивное пение, а из оркестра — заряженную игру, такую, как в ансамбле старинных музыкальных инструментов — с чего и начинался этот оркестр. 

Часть «Dies Irae», в тексте которой описывается день Страшного суда, была исполнена с адским пылом и сражающей наповал напряженностью — как раз так, как должно проходить любое выступление. Но даже здесь Курентзис сдерживал темп по сравнению со многими другими дирижерами, которых я слышал, и подчеркивал четкую артикуляцию, гремящие звучание медных духовых и глубокое пение хора. 

Этим исполнением Курентзис еще раз доказал, что музыка способна сразить не только усиленной громкостью, запредельными темпами или большей стремительностью . Внимание к деталям, точное исполнение и свобода выражения, которые приходят в постоянных репетициях, в не меньшей степени добавляют мощности и энергии.

Усиление звука хотя и было сделано весьма чутко, имело тенденцию несколько уравновешивать звучание, придавая мягким пассажам больший эффект присутствия, а вспышкам фортиссимо — некоторую приглушенность. И трудно было в полной мере разглядеть качества четырех замечательных солистов: сосредоточенное и сияющее сопрано Зарины Абаевой иногда казался тусклым или, быть может, это впечатление, создающееся из-за попыток усилить звук? Меццо-сопрано Клементина Маргейн звучала мрачно, в голосе слышалась холодная напряженность. Тенор Рене Барбера звучал громко и молодо в парящей «Ingemisco», фактически оперной арии. И бас Евгений Ставинский был громогласным и торжественным. 

И все же мне бы очень хотелось услышать всех этих артистов в настоящем концертном зале. Если выбирать место для следующего выступления Теодора Курентзиса и musicAeterna в Нью-Йорке, как насчет Карнеги? 

Автор: Anthony Tommasini
Перевод: Августа Аверенс