В 2013 году исполнилось 180 лет со дня рождения Александра Порфирьевича Бородина, а в феврале 2012 года тихо, без малейших упоминаний в прессе, минуло 125-летие со дня смерти композитора. Авторской редакцией оперы «Князь Игорь» я начала заниматься, не думая об этих датах. С консерваторских лет помнились слухи о том, что настоящий «Князь Игорь» совсем не такой, как мы думаем. А еще — страшные рассказы о Римском-Корсакове, который якобы варварски проходился чернилами прямо по записям Бородина. Эти последние не подтвердились, многочисленные пометки Корсакова в рукописях «Князя Игоря» сделаны карандашом и на свободных местах (правда, от одной рукописи отстриг кусочек для оформления обложки клавира Глазунов). Но редакторские изменения в опере действительно колоссальны, а вот абсолютная незавершенность «Игоря» к моменту смерти Бородина — миф, искусно созданный много лет назад и прочно укоренившийся в сознании.

^{Иван Билибин. Титульный лист первого издания оперы «Князь Игорь» (1888, нотоиздательская фирма Митрофана Беляева)}

---

«Князь Игорь» — одна из самых любимых русских классических опер и у нас, и за рубежом. Вроде бы, не сбылось пророчество Бородина, который как-то в ответ на горячую реплику собеседника, что за одного только «Игоря» ему будет воздвигнут памятник, изрек в своей ироничной манере: «Совершенно верно, памятник будет поставлен, но этот памятник будет таков: соберут отовсюду решительно все экземпляры моих сочинений, сложат их в груду, зальют цементом и наложат на верхушку этой горы здоровенный гранитный монолит. Вот каков будет памятник!»

Пророчество не сбылось, есть только одно «но»: начиная с первой постановки на сцене Мариинского театра в 1890 году опера звучит и печатается в редакции Н. А. Римского-Корсакова и А. К. Глазунова (похожая судьба — у Второй симфонии). После смерти Бородина редакторы в кратчайшие сроки проделали огромную работу, подготовили клавир, партитуру и голоса для издания и исполнения. Никаких критических замечаний (подобных тем, которые посыпались на Римского-Корсакова после исполнения его редакции «Бориса Годунова» Мусоргского и побудили вновь и вновь возвращаться к опере друга, многое меняя) тогда не последовало. Если вопросу о подлинном Мусоргском столько же лет, сколько «Борису» в корсаковской версии, о подлинном «Князе Игоре» заговорили лишь в 1930-е годы. Павел Александрович Ламм, издав клавир «Бориса Годунова» и продолжая заниматься выпуском партитуры, вернулся к своей давней, не позднее 1911 года родившейся мечте подготовить полное собрание сочинений Бородина. Август и начало сентября 1933-го он провел в ленинградских библиотеках, изучая и копируя рукописи. Хотя накануне войны Государственное музыкальное издательство окончательно похоронило идею полного собрания, работа над «Игорем» продолжалась вплоть до 1947 года.

Редакция Ламма — грандиозный утопический проект. Ученый создал версию не для исполнения, но чисто академическую, для «кабинетного изучения», как он сам говорил. Целью эксперимента было объединить в одной рукописи всё, написанное для оперы Римским-Корсаковым и Глазуновым, с материалами 77 автографов Бородина, о которых Ламм риторически вопрошал: «Неужели всё это черновики, незаконно осмеливающиеся оспаривать свое право на существование, свое почетное место в творческом наследии их гениальных творцов?»

Ламм исходил из распространенного, увы, убеждения, что «Князь Игорь» Бородиным принципиально не окончен, и внутренняя логика в произведении отсутствует. Поэтому он следовал плану беляевского издания, и в некоторых случаях ему пришлось сделать выбор не в пользу авторского текста. В редакцию также не вошли оригинальные версии Сна (ариозо) Ярославны, Танца половецких девушек, сцены Игоря с Овлуром. И всё равно труд Ламма — уникальный свод музыкального материала. Клавир насчитывает более 800 страниц (около шести часов музыки). Партитуры, которая бы ему соответствовала, нет, Ламм лишь скопировал оркестрованные самим Бородиным номера, кроме песни Владимира Галицкого и Половецкого марша.

---

^{Соавторы самой распространенной оркестровки «Князя Игоря» 
Александр Глазунов и Николай Римский-Корсаков. Съемка 1908 года}

---

Опера другого композитора

Впечатление было ошеломляющим. Концерт прошел на подъеме и оставил ощущение, что прозвучала та же опера, но другого композитора. Настолько ярко проступила разница в индивидуальности двух друзей — Римского-Корсакова и Бородина! Концертное исполнение состоялось под управлением Владимира Александровича Понькина. Живое исполнение высветило, какие элементы еще находятся явно не на своем месте, да и в процессе подготовки нот накапливались вопросы. Поэтому я продолжила работу над «Князем Игорем», уже непосредственно занявшись автографами Бородина. Я очень благодарна всем сотрудникам архивов и библиотек, с кем довелось работать, за постоянную помощь. Оказалось, что автографов гораздо больше, чем ожидалось — 92 рукописи в девяти архивах России и США, объемом от 1 до 115 страниц. (Увы, в Бельгии, где у Бородина в 1880-е годы были почитатели и где звучала его музыка, следов оперных рукописей обнаружить не удалось.) И это только нотные автографы, не считая многочисленных набросков либретто!

Полные чистовые манускрипты, написанные каллиграфическим почерком, эскизы, наброски, корректурные оттиски с авторской правкой содержат огромное количество материала. Концерт в Доме музыки продолжался более четырех часов. Это значит, что добавлять в партитуру «Игоря» фрагменты других произведений (например, коллективной «Млады») можно только, выбрасывая музыку, специально написанную Бородиным для оперы.

Бессвязность или гармония?

Многого ли на самом деле в авторском «Князе Игоре» не хватает, и складывается ли материал 92 рукописей в цельную, последовательную композицию? Да, складывается, а лакун совсем немного. В 1990-е немецкий музыковед Альбрехт Гауб обнаружил считавшуюся утраченной рукопись арии «Ни сна, ни отдыха измученной душе» (от опубликованной версии она отличается многими деталями, например, слова «И нет исхода мне» первоначально звучали на терцию выше). После этого во всей опере осталось не так много эпизодов, дошедших до нас только в редакции Римского-Корсакова. Это «Княжая песня», полностью законченная Бородиным в клавире (сохранился подробный авторский хронометраж музыки). Пока мне удалось обнаружить лишь крошечный нотный набросок, но не исключено, что и весь клавир когда-нибудь найдется — к концу XIX века рукописи Бородина стали предметом коллекционирования и попадали в самые разные руки. Не хватает окончания сцены Ярославны с боярами (набата), которое Бородин также включил в хронометраж картины, следовательно, записал его. Не найден автограф прекрасного Хора поселян. В. В. Ястребцев упоминает его в числе рукописей Бородина, которые он видел у Римского-Корсакова, а некоторые даже забирал к себе домой для подробного ознакомления. Значит, Хор мог оказаться в той части обширной коллекции Ястребцева, судьба которой после смерти ее владельца в 1934 году неизвестна. Кроме того, ни в одной из шести рукописей Половецких танцев нет вокальных партий, хотя в некоторых оставлены для них строки.

А еще нельзя обойтись без знаменитой сцены затмения — «Знамения небесного», — составленной Римским-Корсаковым еще при жизни Бородина на основе бородинской же сцены «Явления теней» из IV акта коллективной «Млады» (созданной участниками «Могучей кучки» и Людвигом Минкусом в 1872 году и совсем недавно реконструированной Альбрехтом Гаубом). Еще в 1879 году Корсаков начал по собственной инициативе «приводить в порядок», «выправлять» музыку «Князя Игоря». Тогда его действия встретили вежливый, но твердый отпор Бородина. Однако годы шли, а опера всё еще не была готова к представлению в Императорские театры. По крайней мере, с 1884 года Римский-Корсаков стал повторять, что если он Бородина переживет, то «Игоря» кончит. Не дожидаясь этого момента, он не позднее 1885 года занялся Прологом, в том числе сценой затмения. Это также не вызвало энтузиазма Бородина, хотя и не разрушило сердечной дружбы двух композиторов. Дальнейшее известно: внезапная смерть Бородина, прибытие ранним утром к нему на квартиру Римского-Корсакова и Стасова, изъятие рукописей, привлечение к работе Глазунова на фоне громадной заинтересованности М. П. Беляева, самоотверженный труд целой группы музыкантов, великолепное беляевское издание клавира, партитуры и голосов, поднесение нот Александру III, открывшее опере путь на сцену... Так появился «Князь Игорь», которого мы знаем и любим с детства.

За восемнадцать лет работы над оперой у Бородина родилось немало идей относительно ее структуры. Среди всех зафиксированных композитором на бумаге планов выделяется тот, который лежит в основе нынешней постановки Мариинского театра. Он был записан, когда существовало уже около 95% музыки оперы, и он единственный соответствует имеющемуся в авторских рукописях нотному материалу, не требуя ни вставок, ни дописок. А главное, этот план очень красив, он дает гармоничное чередование русских и половецких картин, утренних и сумеречных сцен.

Номера внутри картин расположились в подготовленных мною клавире и партитуре иначе, чем во всех изданиях. Причины тому отнюдь не умозрительные. В нотных автографах Бородина немало словесных указаний на последовательность сцен, а тональный план проработан самым тщательным образом. Связка между номерами, плавно переводящая в далекую тональность, модулирующий аккорд или хотя бы один звук, мостиком соединяющий две сцены — всё это было предметом особых забот композитора. Все «стыки» идеально пригнаны. Нет практически ни одного случая, чтобы, переходя от предварительного наброска темы к полной рукописи, Бородин не изменил бы тональности — выбор ее всегда диктовался местом сцены в общей композиции. Каватина Кончаковны существует в виде двух законченных редакций, представленных полными партитурами. Бородин переработал музыку и, главное, поменял тональность при переносе каватины в другую картину.

Если не знать этих фактов или знать, но отмахиваться от них, руки у постановщиков развязаны. Можно выбрасывать хоть половину музыки, вставлять отрывки из других произведений, до бесконечности перекраивать ком¬позицию, избавляя Бородина от «драматургических просчетов», которых он на самом деле не совершал. Повторяя слова «химик» и «дилетант», этим путем продолжают идти авторы всё новых «творческих» версий «Князя Игоря». Но ведь лучшая из всех возможных творческих редакций уже сделана гением — Римским-Корсаковым, и с ним некому сегодня конкурировать. Конкурировать со своим другом и собратом по «Могучей кучке» может только сам Бородин.

«Бонусы» авторской редакции

Что нового приносит возвращение к авторской редакции? Если не вдаваться в чисто музыкальные отличия, коих огромное количество — логику и красоту композиции, четкость сюжетных линий. Привыкнув к редакции Римского-Корсакова и Глазунова, мы и не замечаем, насколько несуразным предстает в ней князь Галицкий: всю оперу мечтает сесть князем на Путивле, но ограничивается похищением девушек. У Бородина всё гораздо серьезнее и драматичнее, его историческая опера сродни операм Мусоргского о смутных временах.

Зная, что бунт Галицкого на сцену ни за что не пропустит цензура и что такой эпизод только затруднит и оттянет на неопределенное время постановку, Римский-Корсаков мудро исключил сцену мятежа из своей редакции. У него к тому времени уже накопился богатый опыт общения с цензурой, и он понимал, что риск в данном случае себя не оправдает. Но драматургия требовала, ослабив конфликт князя с мятежным шурином, резко усилить его конфликт с половецкими родственниками Игоря, что и было сделано.

Так в опере появился «второй половецкий акт», практически целиком сочиненный Глазуновым на темы Бородина. Даже либретто принадлежит ему и Римскому-Корсакову. Появилась сцена побега (Бородин думал о ней среди прочих поворотов сюжета, для которых не оставил музыки). Появилась также сцена возвращения половцев с добычей, уже целиком глазуновская: требовалось подчеркнуть сугубую враждебность кочевников.

Такие акценты Бородин вряд ли хотел расставлять. Он совершенно иначе относился к проблеме Руси и Востока, достаточно вспомнить, как гармонично сливаются в его музыкальной картине «В Средней Азии» русская и восточная темы. Будучи сыном грузинского князя, Бородин вряд ли забывал, что отец и дед Игоря были женаты на половчанках, и сам князь, скорее всего, с Кончаком говорил по-половецки. Некогда Игорь обратил в бегство этого хана, вторгшегося на русские земли, отбил добычу и освободил пленников. Несколько лет спустя он уже вместе с Кончаком воевал против Киева, они вместе бежали после поражения (видимо, тогда и сговорившись поженить детей). Отправляясь в свой злосчастный поход, Игорь меньше всего ожидал встретить в степи самого могущественного из ханов, но перемещения кочевников бывают непредсказуемы... Это судьба. А также политика, не сводимая к оголтелой вражде.



В авторской редакции гораздо яснее и компактнее прочерчена линия Овлура. Игорь выслушивает предложение половчанина, решается и немедленно бежит. У Римского-Корсакова и Глазунова князь сначала бежать отказывается, целый час сценического времени раздумывает и только потом соглашается. Такая нерешительность плохо вяжется с характером Игоря.

Целая легенда связана с увертюрой к опере. В предисловии к беляевскому изданию клавира сказано: «Увертюра, хотя и была сочинена А. П. Бородиным, но не была им положена на бумагу. Записана же она, закончена и оркестрована, после его смерти и по памяти, А. К. Глазуновым, слышавшим ее много раз в исполнении на фортепиано самим автором». Беда в том, что Глазунов вскоре опубликовал записку, в которой говорит: «Увертюра сочинена приблизительно по плану Бородина». В этих словах сквозит обида молодого композитора, который с поразительным мастерством сочинил прекрасную концертную увертюру на чужие темы — и вдруг узнал, что он ее, оказывается, не сочинил, а просто записал на бумаге. Глазунов не был склонен поддерживать слухи о своей феноменальной памяти. В той же записке он говорит о вставной песне Кончака, которую тоже якобы только «положил на бумагу»: «Первые два такта я хорошо помнил».
  
Готовя оперу к изданию, Римский-Корсаков и Глазунов предложили единственный, идеальный с их точки зрения вариант партитуры. Однако рукописи Бородина содержат немало других вариантов. На их основе можно, например, восстановить оперу, какой она мыслилась в середине 1870-х — в этой версии многое будет напоминать о Мусоргском. Учитывая, что некоторые номера существуют в нескольких законченных авторских редакциях, наилучшим образом представить оригинального «Князя Игоря» можно, наверно, в виде аудиозаписи с бонус-треками.

Авторский текст «Игоря» включает также четыре номера во французском переводе графини Луизы де Мерси-Аржанто (для издания в Петербурге и исполнения в Льеже). Бородин лично выправил этот перевод и даже слегка изменил ритм вокальных партий. Оркестровано им не так мало — десять номеров (по объему гораздо более трети всей оперы!). Девять из них звучали в концертах при жизни Бородина, так что композитор имел возможность проверить свою оркестровку в живом звучании. В частности, Федор Игнатьевич Стравинский начиная с 1879 года не раз пел арию Кончака и песню Галицкого, прося у Бородина другие басовые арии и мечтая о партии князя Игоря (недаром своего гениального сына, родившегося в 1882 году, он назвал Игорем). На премьере оперы в 1890 году певец выступил в характерной партии Скулы.
Редактируя «Князя Игоря», Римский-Корсаков внес изменения в том числе и в оркестровку. Технических причин для этого не было, партитуры Бородина демонстрируют и владение мастерством, и сложившуюся систему выразительных средств. В молодости, живя в Италии, Бородин целый сезон играл на виолончели в оперном оркестре. Возможно, еще раньше, стажируясь в Гейдельберге, он играл в университетском оркестре — никто из его товарищей по «Могучей кучке» подобного профессионального опыта не имел! И сколько бы сил и времени ни отдал Бородин химии, сделанное им в музыке тоже заслуживает доверия.

---

Ближайшие показы оперы «Князь Игорь» в Пермском театре оперы и балета 

→ купить билет

---